— Здесь начнется Церемония, — торжественно объявил Жонглер. — Этот зал называется Золотым Домом. В гробнице настоящего фараона это место, где он становится одним из богов, не больше кабинета. Мне подумалось, что такое помещение больше соответствует нашему количеству и духу нашего ритуала.

Оба молча постояли, любуясь единственным лучом света, который периодически исчезал, когда проплывали невидимые отсюда облака, отчего огромная золотая комната менялась, как меняется пруд, если в него бросать камни.

— Это… просто удивительно, — после театральной паузы сказал Уэллс.

— Так и задумано, — кивнул довольный Жонглер, — Должен заметить, что Жиан Бао сказал то же — Он потер свои забинтованные руки. — Когда придет время, мы все вместе поднимем тост. В моем и твоем кубке, а также в кубках двух других будет не то, что у остальных членов Братства. Можешь пить или не пить — думаю, ты убедился, что я не готовлю никаких сюрпризов, — однако, если Якубиан, Жиан и я не будем делать то, что все, могут возникнуть вопросы. Я постараюсь, чтобы всем казалось, что мы делаем то же, что и остальные. — Он повернулся ко второму забинтованному божеству. — Кстати, о твоем коллеге Якубиане, где он? Я-то думал, что, с его подозрительностью, он первым примчится посмотреть то, что я тебе показываю.

Уэллса вопрос не взволновал.

— Поскольку мы четверо будем проходить Церемонию позже остальных, Дэниел решил заняться неотложными делами на работе — он хочет закончить их прежде, чем примет Грааль. Он сказал мне об этом сегодня утром, он уверен, что справится до конца Церемонии и будет совсем свободен.

— Хорошо, — ответил Жонглер, но не очень убедительно, — Во всяком случае, если ты позволишь, мне тоже кое-что нужно уладить.

— Последний вопрос. Остальные члены Братства не очень доверчивы, насколько я знаю. Уверен, что некоторые из них беспокоятся, уж не сделаем ли мы что-то наподобие…

Жонглер не согласился:

— Предательство ничего не даст, мы ведь просто ждем первой Церемонии. Мы даже можем представить, что делаем это для их же блага, — только те, кто хорошо знают систему, смогут решить проблемы, которые могут возникнуть во время Церемонии.

— Звучит убедительно, но вряд ли достаточно для» таких, как Имона Дедобланко.

Жонглер хихикнул:

— Я тоже так думаю. Но даже самые подозрительные должны знать, что им нечего бояться. Мы все вложили большие деньги в систему, нам только что удалось ее запустить, но даже когда мы станем бессмертными, понадобятся еще деньги, прежде чем она станет устойчивой и несокрушимой. Нам нужно все Братство внутри Сети, нам нужно, чтобы они могли управлять своими средствами из Сети. Если они не дураки, то поймут.

— Богатство и власть не свидетельствуют о большом уме, но я не говорю о присутствующих. — Уэллс улыбнулся, демонстрируя желтые зубы. — Не стану больше тебя задерживать. Я очень признателен за экскурсию. — Он склонил голову; насколько Жонглер мог судить, это не было простой вежливостью. — Возможно, в будущем мы поймем, что работать вместе куда выгоднее, чем… от случая к случаю.

Жонглер величественно кивнул в ответ;

— У нас будет много времени, чтобы изучить все возможности. Прощай.

Тотчас хитрая улыбка и спокойный пронзительный взгляд Пта исчезли.

Жонглер парил в белой бездне, где полностью отсутствовали раздражители, он хотел успокоиться. Это было нелегко сделать после того ужаса, что обуял его в будуаре Исис, он не мог вернуться в свое некогда так любимое царство в подобном состоянии, нельзя позволить слабости встать между ним и Граалем.

Он не раз задумывался, уж не знает ли Уэллс о предательстве, а может, он и сам предатель. Жонглер поймал себя на том, что пережевывает слова, сказанные Уэллсом, ища скрытый смысл, как таоистские монахи изучали подтекст в. Пути, но ничего не обнаружил. Если Жонглер проник в личное царство Уэллса так глубоко, лучше быть с ним осторожным и попробовать догадаться о намерениях — всегда проще наблюдать за соратником, чем за врагом. Вплоть до момента, когда он сам причастится Грааля, Жонглеру был нужен Уэллс, чтобы обезопасить себя от капризов Иного.

Сейчас все это обострилось. Десятилетия ожидания похуже, чем сто лет страха, — а вдруг тебя в один прекрасный день убьют? События могут развиваться по нежелательному руслу, но его нельзя обвинить в пренебрежении к планированию, которое выполнялось с неуклонной тщательностью, к тому же у него была чрезвычайно развита интуиция игрока, благодаря чему Жонглеру удалось получить власть над целыми пародами. Все это помогло ему прожить долго, теперь он старейший человек планеты.

Он заставил себя успокоиться, очень дорогой медицинский прибор, который уже давно заменил ему сердце, замедлил биение. Все в порядке. Теперь остается только дождаться Церемонии. Можно даже вздремнуть.

Он еще раз увидит восход солнца через стекла своей огромной башни на озере Борнь, еще один раз Феликсу Жонглеру предстоит проснуться в своем дряхлом теле. А вот следующий рассвет, которым ему предстоит любоваться, будет бесконечным светом Вечности.

Во всей вселенной не осталось никого, кроме Дреда и того существа.

Сквозь пустоту, которая одновременно была светом и не была, оно захватывало Дреда. Оцепеневший, беспомощный, он чувствовал, как оно проникает в него, вскрывает его суть, казалось, то, что составляло его личность, пало перед решительным натиском. Будто действуя с помощью кнопок, оно отключило его нервную систему, и Дред начал терять ощущение собственного тела: сердце колотилось в груди, дыхание стало неглубоким, он почувствовал дурноту. Онемение сменила боль, все его тело рвалось на части, муки стали непереносимы, казалось, каждый нерв выдергивают с корнем.

Но именно боль спасла его. Человек по имени Джонни Вулгару знал о ней больше всех на свете. Боль была его истинной матерью, его первым учителем, иногда его единственной реальностью, а поэтому единственным настоящим другом. С болью он рос, с ней он становился сильным и безжалостным, осторожным, как глаз, лишенный век. Боль сделала его таким, каким он стал. Она предала ему сил.

И теперь, окруженный пустотой, он схватился за нее как за что-то знакомое, как за спасательный круг. Он цеплялся за боль, которая пожирала его. Так маленький Джон поступал в детстве, когда его избивали, когда над ним издевались более взрослые дети в исправительных заведениях, он сворачивался клубочком, прячась за болью как за щитом, защищая от разрушения свою личность, пассивно отбивая атаку. Но это не надолго.

Почти полностью отключив сознание, он все-таки пытался понять.

Чем бы это ни было, оно являлось частью Сети Иноземья. Братья Грааля не могли создать нечто столь важное и не позаботиться о возможности его контролировать, а следовательно, где-то есть пульт управления.

«Герой, —» подумал он, и этот образ помог ему вернуть волю и наполнил все его существо яростью, — Оно не может так со мной поступить».

Нечто мяло и било его беззащитное тело, пытаясь лишить сознания, но Дреду помогала выстоять собственная злость. Он знал, как держать удар, знал, как защитить то, что составляло его суть, ту его часть, которую нельзя победить, которая сама защищала себя от любого посягательства, а для этого просто ждала, когда можно вырваться на свободу и уничтожать все, что попадется. Он стал маленьким и твердым, как звезда-карлик, сконцентрировал волю до бесконечно узкого луча с помощью своего дара и как бы заскользил по этому лучу.

Существо было вокруг него, но Дред вдруг почувствовал, что оно не бесконечно. Он знал, что должны быть кнопки управления, механические предохранители, которые сдерживают этот сложный чуткий интеллект. Если он найдет эти кнопки, он ими воспользуется. Теперь его удивительная способность перешла на алгоритм исследования, и он начал атаку на систему. Дред просматривал в бешеном темпе миллиарды узлов матрицы, понимая, что времени на внимательное изучение нет.

Все, что у него осталось, это его способность. Все сложнейшие процессы, проходящие внутри Сети, проносились мимо, а он искал в них то единственное, что ему было необходимо.