— Разве мало того, что мы делаем свой выбор? — вмешалась Флоримель. — Нужно еще и спорить с каждым, кто с тобой не согласен?

Рени нахмурилась:

— Ты права. Извините. Давайте продолжим.

— Я тоже хочу проголосовать, — вдруг заявила Эмили. — Я, конечно, не принадлежу к вашим друзьям, но мне некуда идти, и я хочу проголосовать.

Это прозвучало как предложение.

Рени не понравилась мысль поставить наравне с остальными кого-то, кто, может быть, и не был полностью реален.

— Но, Эмили, ты же не знаешь всего, что знаем мы, ты не была с нами…

— Не придирайся! — ответила девушка. — Я слышала все, о чем вы здесь говорили. Я не дура.

— Пусть голосует, — выкрикнул Т-четыре-Б. Он впервые заговорил после неприятного момента со снятием шлема. — Не доверяешь или что?

Рени вздохнула. Она не хотела даже начинать обсуждение статуса Эмили, потому что это происходило бы в присутствии самой девушки.

— Что все думают о голосовании Эмили?

Флоримель и Мартина кивнули.

— Ты помнишь, что я сказал, — спокойно напомнил ей !Ксаббу.

«Это значит, что он считает ее реальной, — подумала Рени. — С этим стоит считаться, в конце концов, он редко ошибается».

— Хорошо, — сказала она вслух. — Что ты думаешь, Эмили?

— Выбираться отсюда, — быстро ответила та. — Я ненавижу это место. Оно неправильное. Здесь нет еды.

Рени не могла не заметить, что пыталась отвергнуть голос в свою пользу, но все равно источник голоса ее беспокоил.

— Хорошо. Кто следующий?

— Боюсь, что я поддерживаю Флоримель, — сказала Мартина. — Мне нужен отдых, мы пережили столько ужасов.

— Мы все многое пережили. — Рени спохватилась. — Извините. Я опять не сдержалась.

— Я тоже так думаю, — сказала Мартина Флоримель. — Я пока не хочу никуда идти, больше всего мне нужно восстановить силы. Вспомни, Рени, мы пришли сюда на день раньше вас. Возможно, когда мы все отдохнем, получше узнаем это место…

— Теперь твоя очередь, Т-четыре-Б, — Рени повернулась к покрытой шипами блестящей фигуре. — Ты что скажешь?

— Отстой, эта штука пыталась нас здесь запереть. По мне, надо ее поймать и дать ей по мозгам. — Т-четыре-Б сжал одетый в перчатку кулак. — Не дадим ей уйти, вот так.

— Я даже не уверена, что это «она», — сказала Рени, но в душе была довольна: четверо против двух хотят преследовать шпиона и, что еще важнее, зажигалку Азадора. — Вот и все.

— Нет, — поднял руку !Ксаббу. — Я еще не голосовал. Флоримель предположила, что я проголосую, как ты. Но это не так.

— Не так? — она изумилась не меньше, чем если бы не Квон Ли, а он оказался незнакомцем-убийцей.

— Я вижу, что все очень устали, и я хочу, чтобы они отдохнули, прежде чем мы снова подвергнем себя опасности. И еще: кто бы ни скрывался под маской Квон Ли, я боюсь его.

— Конечно, боишься, — сказала Рени. — Думаешь, я не боюсь?

!Ксаббу отрицательно покачал головой:

— Я не это хотел сказать. Я кое-что почувствовал. Мне это не передать словами. Мне показалось, что я ощутил дыхание Гиены из сказок, а то и того хуже. Внутри этого существа глубокая алчная темнота. Я не хочу за ним гнаться. По крайней мере, не сейчас. Мне надо подумать о том, что я видел, что чувствовал. Я голосую за то, чтобы подождать.

Рени была поражена.

— Таким образом, три против трех… Что же нам делать? — Она прищурилась. — Значит ли это, что голосование не состоялось? Получается нечестно.

— Это значит, что скоро мы будем снова голосовать. — Мартина похлопала Рени по руке. — Возможно, результат будет другим, если мы отдохнем еще одну ночь.

— Ночь? — сухо рассмеялась Флоримель. — Я думаю, просто поспать будет достаточно.

Мартина грустно улыбнулась:

— Конечно, Флоримель, я забыла, что для остальных ночь не длится бесконечно.

ГЛАВА 2

СТАРОМОДНАЯ ИСТОРИЯ

СЕТЕПЕРЕДАЧА: Грухов отрицает, что он вживил имплант русскому президенту.

(изображение: Грухов выходит из ресторана быстрого питания)

ГОЛОС: Хотя известный бихевиорист доктор Константин Грухов обычно избегает представителей прессы, однако в этот раз он выступил с заявлением. Доктор Грухов категорически отрицает, что он вживил контрольный чип российскому президенту Николаю Полянину по приказу, якобы поступившему от высокопоставленных членов уходящего в отставку правительства. Грухов утверждает, что его неожиданный вызов в Кремль во время последней болезни президента является чистым совпадением…

(изображение: Грухов в университетском саду, ранее снятый сюжет)

ГРУХОВ: «…Это действительно абсурдно. Если очень трудно удержать людей даже от магазинных краж, как можно говорить о контроле над политиком?..»

Джозеф Сулавейо вдруг осознал, что ожидание смерти удивительно похоже на ожидание чего угодно другого: через какое-то время ваши мысли начинают блуждать.

Длинный Джозеф провел, по меньшей мере, час на полу автомобиля в полной темноте с мешком на голове, пока похитители медленно везли его по улицам Дурбана. Твердая нога человека, который схватил Джозефа на выходе из больницы, прижимала его руку к туловищу, а еще более твердое дуло пистолета, напоминающее клюв хищной птицы, приставили к голове. Мешок был грязным и узким, с аммиачным запахом старой потной одежды.

В жизни Джозефа это был не первый случай похищения вооруженными людьми. Двадцать лет назад один сосед из суровых парней прослышал об измене своей жены и вместе с двоюродными братьями вытащил Джозефа из дома, швырнул в грузовик и отвез в придорожный кабак на окраине Пайнтауна, принадлежавший одному из них. Перед его лицом трясли оружием, несколько раз ударили, но тогда была дюжина свидетелей, видевших, как его тащили и кто тащил. Все мероприятие было предпринято для сохранения лица мужа жены, о которой болтают. Джозеф больше боялся тогда побоев, чем смерти.

«Только не в этот раз, — думал он, трясясь от страха. — Только не с этими людьми. Люди, с которыми связалась Рени, не станут утруждаться битьем и воплями. Отвезут за город и пристрелят».

Кроме коротких, по большей части шепотом переговоров, когда его брали, похитители молчали. Тот, что был за рулем, явно не торопился или не хотел привлекать к себе внимание. Сначала Джозеф здорово перепугался, но постепенно страх уменьшился: когда он прокрутил в голове мысль о неизбежности смерти несколько десятков раз, то впал в состояние сна наяву.

«Интересно, что ощущает Рени в темноте? — Он заворочался на полу машины из-за боли в спине. Человек с пистолетом раздраженно толкнул его. — Как хочется снова ее увидеть, хоть один разок. Сказать ей, что она хорошая девочка, хоть и выводит меня из себя своим ворчанием».

Он подумал о матери Рени, Ивонне, которая тоже на него ворчала, но и любила его. Однажды, когда они впервые были вместе, он разделся догола и ждал ее на диване в комнате. Она рассмеялась, когда вошла и увидела его, а потом сказала: «Что я буду делать с таким сумасшедшим? А если бы со мной была моя мать?»

«Извини, — сказал он, — ты должна сказать ей, что мне ничего не надо от нее».

Ивонна так хохотала! В ту ночь, когда они лежали вместе в постели, а старый вентилятор только гонял разогретый воздух по комнате, он сказал ей, что она будет его женой.

«Может, я и выйду за тебя, — ответила она, улыбаясь в темноте. — А то ты не дашь мне покоя».

Они зачали Рени в той постели, и Стивена тоже. В ней же они спали в последнюю ночь перед тем, как она пошла в магазин и не вернулась. В ту ночь они, как обычно, лежали живот к животу, а она, как всегда, храпела ему в ухо. Этот храп выводил Джозефа из себя, когда у него болела голова, а сейчас он бы все отдал, лишь бы снова его слышать. Он бы спал с ней в больнице в ее последние дни, но она была слишком обожжена. Даже легкое движение матраса, даже положенный рядом с ее рукой журнал вызывает стон.

«Проклятье, это нечестно, — подумал он, потом переключился на мысль о дочери, — особенно для Рени. Сначала мать, потом брат, теперь глупый отец позволит себя убить, и она останется одна».